Гостиная факультета Слизерин
Это время года вызывало у Рабастана Лестрейнджа раздражение. Он отказывался понимать это, из года в год повисающее в воздухе, возбуждение. Чего, спрашивается, ради стоит ждать какого-то нереального чуда, когда любое достижение является лишь плодом собственных усилий? С какой стати все они так радуются и предвкушают праздник? Слизеринец не любил праздники, они всегда были покрыты налетом всеобщей глупости, толкающей людей на идиотские поступки, выносить которые на всеобщее обозрение, казалось Рабастану недопустимым.
Очередной ужин, устраиваемый Слагхорном, Лестрейндж воспринимал как повинность, которая в этом году будет последней уступкой декану факультета. Это были омерзительные вечера, как и весь, так называемый, Клуб Слизней. Рабастан сам не знал, какой фестрал несет его на это сборище, но неизменно присутствовал на каждом собрании, на каждом ужине. Он не был глуп, и прекрасно понимал, для чего декан так старается, - тщеславие. Тщеславие способно двигать горы, заставлять воды морей расступаться. Но оно, неизменно, ведет к смерти, как и любая человеческая слабость, которой тщеславие и является. Рабастан ненавидел людские слабости, и всячески пытался избегать их. И ему даже казалось, что у него это получается. А потом в сознании, точно в насмешку, возникал образ, и все усилия шли прахом. Вот и сегодня, сидя в кресле у камина, он позволил себе чрезмерно расслабиться. Позволили и пропал.
Младший Лестрейндж помнил в мельчайших подробностях светлый и утонченный образ, его боль, его болезнь, его самая большая потеря. Волосы, такие светлые, что кажутся белыми. А еще они кажутся мягкими на ощупь, только он так никогда и не осмелился притронуться к ним. Большие голубые глаза, холодные, пустые, но невозможно отвести взгляда от этих глаз. Фарфоровая кожа. Резкая линия рта. Тонкая, изящная, высокая фигура, всегда безукоризненно одетая. Он мог смотреть на нее часами, не замечая, как летит время. Любоваться, впитывая этот морозный образ. Снежная королева, превратившая его сердце в лед. Заставившая желать прикосновений холодных рук. Но эти руки касались чего угодно, только не его. Они никогда не перебирали его волосы, не дотрагивались до его руки, не опускались ему на плечи. И он любил и ненавидел их за это. И за мечту, которая уже никогда не воплотится.
Рабастан моргнул, прикладывая усилия, чтобы вырваться из плена воспоминаний, но они тянули его обратно. Ее любимым местом была теплица. Там она выращивала розы, такие же снежные и прекрасные, такие же безразличные ко всему окружающему миру, как она сама. И единственным поощрением своей привязанности Рабастан считал ее позволение бывать там. Он бывал там каждый день, пока мог. А когда уже не мог, это причиняло боль. Это до сих пор ее причиняло, потому что он больше никогда не сможет заглянуть в эти глаза, не сможет тайком пробираться в ее спальню, касаться вещей, которые она носила, которые пахли ею, не сможет находиться рядом, любоваться.
Лестрейндж прикрыл глаза. Боль накатила с новой силой. Но у этой боли была своя сладость. Горчащая, едва уловимая, но сладость. И эта сладость была невыносимо прекрасна в этом потоке боли. А потом на ум пришло другое лицо. Не такое утонченное, не такое безразличное, но напоминающее дорогие сердцу черты. И поток воспоминаний, грозивший заморозить слизеринца, разбился, осыпался осколками. Рабастан глубоко вдохнул, открывая глаза. Теперь ему снова было кого созерцать, было за кем следовать, и кем быть одержимым. Пусть другие называют это пошлым словом «Любовь», что они понимают, ничтожные создания? Любовь. Что может быть более мерзким? Рабастан не понимал значения этого слова. Любовь. Обожание, преклонение – да, но не любовь.
Он провел ладонями по отглаженной парадной мантии, под которую надел черные рубашку и брюки и слизеринский галстук, чтобы никому не дать возможность забыть, кто он, кем является и что собой представляет. Он слизеринец, он чистокровный волшебник, и этого никому не отобрать. Даже ей. И пусть она никогда не оставляет его, пусть ее влияние все еще царит внутри него, она не сможет больше диктовать ему, что делать и как себя вести. Она больше не властна над ним, потому что ее больше нет.
Рабастан бросил взгляд на циферблат часов. Пора.
